Депортация. Слово понятное каждому ингушу, чуть ли не с рождения. В результате бесчеловечного, варварского выселения, целые народы были сорваны с земель. Рвались корни, вековые межнациональные взаимосвязи, нарушался устоявшийся порядок жизни, уничтожались традиции, налаженное хозяйствование.
Сталинский эксперимент по созданию «новой, социалистической нации» посеял страшные драконовы зубы, несущие до сих пор разрушительное зло. Чтобы знать, куда идти, чтобы спасти наше общество от разрушения, надо попытаться воспринять уроки нашей тяжкой, претерпевшей насилие национальной истории. Депортация ингушского народа - это 13 лет холода и мучений и 13 лет каждодневного ожидания возвращения на землю своих отцов и предков. В каждой ингушской семье есть своя история, которая заставит содрогнуться от ужаса и боли. «Я - очевидец» - так называется один из самых важных проектов мемориального комплекса жертвам репрессий. Цель проекта сохранить воспоминания очевидцев тех страшных событий февраля 1944 года и последовавших за ними горестных лет на чужбине. К сожалению, с каждым днем их становится все меньше, а вместе с ними уходит и частичка нашей памяти. Наш долг собрать по крупицам, даже те малые крохи, что остались на сегодняшний день. Сотрудники музея создают бесценный биографический фонд, в котором собраны видео, аудио, письменные документы, фиксирующие воспоминания очевидцев депортации. К сожалению, сил музея не хватает, чтобы охватить всех, ведь дорога каждая минута. Мы приглашаем к сотрудничеству добровольцев-волонтеров, всех кому небезразлична судьба своего народа, неважно кто Вы – пенсионер или школьник, служащий или домохозяйка, важно то, что Вы неравнодушны к прошлому и будущему своего народа. У каждого из нас наверняка найдутся родственники, соседи, бабушки, дедушки, которые могут рассказать о тех событиях. Не ленитесь, запишите, неважно на какие носители, можно сделать и видео съемку и аудиозапись, и просто записать от руки. Главное сохранить воспоминания наших стариков. Пусть проект «Я - очевидец» станет для нас национальным проектом!
Сегодня мы начинаем публикацию на сайте воспоминаний очевидцев.
Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны
Медарова Магомеда Хасановича
- Я родился 10 октября 1924г. с. Сурхахи, Назрановского района. У нас была большая семья, жили мы не так уж хорошо, но и не плохо. Тем не менее, мы все ходили в школу. Но я до конца не доучился в школе из-за того, что у нас семья была большая и не получалась всех обеспечить книжками, тетрадями, всем тем, что необходимо было для учебы. Время незаметно прошло, мне было уже 17-ть лет, я добровольно пошел в армию. После того, как меня взяли в армию, в 1941 году нашу часть перебросили в Москву. Там от нас до фашистов было всего 16 километров. Фашисты надвигались на нас целеустремленно и упорно, но мы стояли твердо. В те дни на улице было минус 40 градусов. Фашисты подходили совсем близко к нам, но им не удалось прорваться. Не удалось, прежде всего, благодаря самоотверженности защитников Москвы, стоявших насмерть. Но не последнюю роль сыграли еще и московские морозы, непривычные для фашистов, тем более они были одеты недостаточно тепло. А нам еще до приезда в Москву, привезли из Сибири теплые вещи: пальто, перчатки, сапоги - все, чтоб не замерзнуть от холода. После Москвы нас перебросили в Белоруссию, где я получил ранение в правую ногу. Мы воевали не щадя своих жизней.
Самое обидное было то, что в 1944 году, меня отозвали с войны, позже выяснилось почему. 1944 году 23 февраля, меня и всю мою семью, а впрочем, и весь мой народ депортировали в Сибирь. В ссылке мы пробыли 13 лет, а в 1957 году мы вернулись обратно домой на родину. Наш народ был предан и незаслуженно наказан, причем жестоко и вероломно.
По воспоминаниям Ахриевой Наси Османовны.
Наси Ахриева родилась в горном селении Ольгетти Джейрахского района ЧИАССР в 1930 году. В год выселения ей исполнилось 14-ть лет, её поздно отдали в школу, поэтому и училась она только во 2-ом классе. Их в семье всего было 9 человек. Мать Наси, звали Мадина, а отца Осман. У Наси было четыре сестры и два брата. Её сестер звали: Залахан, Маржан, Зайнап, Марет. Братьев звали: Идрис и Умар.
23 февраля в 1944-ом году, в их дом ворвались вооруженные солдаты. Домочадцы были просто растеряны и сначала даже не поверили в то, что их собираются выселять из своего дома. Её мать, Мадина, стала возмущаться, но как только солдаты направили на них автоматы и начали угрожать расстрелом в случае неповиновения, родители окончательно поняли, что абсолютно бессильны. Отца Наси позвали, якобы, на митинг в связи с победой, но это оказался предлог, чтоб собрать всех мужчин и предупредить их, что если они окажут хоть какое-нибудь сопротивление властям, их будут расстреливать на месте, без предупреждения. Семье не разрешили ничего взять собой: ни одежду, ни еду, ничего. Просто вывели в той одежде, в которой они находились дома. К ним присоединился отец, который успел вернуться с митинга еще до того, как их посадили в машину.
После их увезли во Владикавказ, на железнодорожный вокзал, оттуда посадили в товарные вагоны. В этих вагонах не было мест ни сесть, ни лечь, в них было холодно, был сквозняк. Ехали они ровно две недели, в таких условиях. За это время Наси повидала много смертей: женщин, детей, мужчин. Рассказывает, что никогда их лиц не забудет. Люди очерствели от всего этого: «Для них уже было нормальным явлением видеть чью-то смерть», - говорит Наси. Они всё же приспособились к таким условиям как смогли. В дороге им давали паёк, которого не было достаточно даже, чтоб не умереть с голода, но они выжили.
Доехав до места назначения, все были сильно уставшие, истощенные и полуживые, не знали, что с ними будет дальше. На месте высадки семью Наси забрали местные жители. Когда семью Наси привезли в колхоз, им дали маленькую комнату по соседству с немцами.
Наси вышла замуж через семь лет в ссылке. Ей тогда было 22 года. Её мать умерла три года спустя после депортации, а отец умер чуть позже. 16-ть лет они находились в ссылке, вдали от родного края. Домой они приехали только 1960 году. Семья Наси могла приехать и раньше, как все остальные в 1957 году, но их задерживало то, что им было жалко оставлять всё своё имущество, которое они нажили тяжким трудом за все эти годы. Они хотели продать свой дом и свое хозяйство, прежде чем поехать домой, но никто не покупал. Поняв, что дом и хозяйство никто у них не купит, муж Наси, Сусурко, зарезал скот, и они взяли с собой мясо столько, сколько смогли увезти, а всё остальное оставили там.
Наси уже во второй раз оставила всё то, что у неё было. Она вспоминает, как все были безумно рады, когда увидели статью в газете о том, что спецпереселенцы могут вернуться домой на родину. Среди них были ингуши, которые были готовы пойти домой даже пешком, это еще раз говорит о том, как они хотели вернуться домой. Они все время думали только об этом.
Вернувшись домой в Ольгетти, Наси увидела, что их дом стоит пустой, но было видно, что в нем за все эти годы жили люди. Как выяснилось, это были осетины. И семья Наси зажила счастливо, все беды казалось, закончились. Но в 1992 году произошел осетино – ингшский конфликт, по крайней мере, так называют это происшествие.
Наси снова лишилась всего, но на этот раз не только своего дома, но и самого дорогого, что у нее было, своего сына, которого звали Ахмад.
Наси нам рассказала, какой была её жизнь, хоть ей было трудно вспоминать об этом. В её жизни было мало радости. Наси гордая женщина, она никогда, ни у кого не просила помощи, и не собирается просить. После всего, что она пережила, у Наси остался большой шрам на сердце, и этот шрам уже никто и ничто, не сможет заживить.
Воспоминания Циздоевой Багдат Гарсиевны
Отец мой - Дудургов Гарс умер за несколько лет до депортации. Без мужчины в доме матери было очень тяжело с 3 малолетними детьми на руках, и она решила переехать из с. Барсуки Назрановского р-на к своему старшему брату Гагиеву Лорсу в Ахки-юрте (с. Сунженское) Пригородного р-на ЧИАССР. Детство было веселым и прошло в играх и беготне в компании сестер и множества двоюродных братьев и сестер, а так же соседской детворы.
Когда нас выселяли, мне было 13 лет, училась я в 4 классе. Помню огромное количество солдат на улицах, во дворах, в домах. Помню, как выводили людей из домов под конвоем, как собирали в соседнем дворе у Муталиева Лорса. Помню, как туда привезли женщину с двумя детишками младше меня, они были без верхней одежды, видимо, их, в чем есть наспех и вывели из дома. А была зима, шел снег, пришлось закутать детей в какие-то одеяла, и так отправились они в долгий путь. Помню ощущение непонятного ужаса. Никто не мог объяснить и понять происходящее, и поэтому мало кто разговаривал, как будто боялся показать растерянность или поверить в то, что это происходит на самом деле. Но находились те, кто в это трудное время проявил себя достойно и благодаря их советам, многие и выжили впоследствии. Так, Лорс, во дворе которого нас собирали, увидев что люди не готовы к дороге сказал, чтобы они брали все, что посчитают нужным. Он вывел корову, чтобы зарезали на мясо и раздали каждой семье. Я помню, как я со своей сестрой нашла под навесом ведро яиц и с этой драгоценной находкой мы побежали к матери, тут же ведро было поделено между женщинами. Подъехали телеги, нас рассадили на них и отправились мы на ж/д станцию в г. Владикавказ. Там рассадили по вагонам, закрыли двери снаружи на засов. Из всех возможностей сообщения с внешним миром осталось только маленькое окошко, в которое мы, дети, выглядывали всю дорогу. Выходить не разрешалось на всем пути следования, выпускали только по одному-двум для того, чтобы воду принести или дрова. Остановки были редкие и вдали от станций. Так что в памяти о дороге осталось лишь белое полотно бескрайних просторов с серыми одинокими домами. В вагоне вместе ехало несколько семей и среди нас оказался молодой парень лет 25, студент из г.Грозного, который непонятно как отстал от семьи. Ему, видимо, было труднее всех, потому что он не знал, что стало с его родными. Горечь свою он пытался забыть, играя и развлекая нас, детей. Он был очень красив, высокий, с четкими чертами лица, звали его Бамат-Гири, фамилию я не уже не помню, к сожалению. По дороге он заболел и умер практически сразу, как мы добрались до места спецпоселения. Его могила стала первой на чужбине и кладбище, где хоронили ингушей и чеченцев стали называть кладбищем «Бамат-Гири».
До сих пор помню стихотворение, которое он написал в пути. Столько лет прошло, а я не забыла ни одной строчки из него, хоть мы и не заучивали его, оно как-то само запомнилось, как-будто я его сама придумала.
Iа дездеш кхоллийна,
хьа дейнача къорIанна .
Из дешаж мел вар мехках ва ваьлча,
Цу Iаьржача шелонца тхо доладелча,
Къахетам белахь тхох я рассуллахь.
Ди дикагIа мел бараш мехка баьхар.
КIант дикагIа мел вар юртагIа ваьлар.
Цу Iаьржача шелонца тхо доладелча,
Къахетам белахь тхох я рассулалахь.
Моцалла бертий IувгIача цу моастагIа мехка.
Шелал цIувзача цу моастагIчун лаьтта.
Бутув ша бехкача цу шийлача СибарегIа.
Тха рузкъа яьздир Iа я рассулаллахь.
Долла мерчий ва доацаш оттаде ипгIа ва доацаш.
Даьх наьнах къаьста бола вежарий .
Тха рузкъа яьздир Iа я рассулаллахь .
Къахетам белахь тхох я рассулалахь.
Так, в слезах и причитаниях стариков и детей, мы через несколько недель добрались до Северного Казахстана. Нас высадили на какой-то станции в Кокчетавской области. Но там нас отказались принять, потому что был распространен слух о том, что мы людоеды. И нас повезли на ст. Ермаковка. Там мы и поселились. Дали нам угол в комнате барака, где уже жила одна семья, таких же как и мы спецпереселенцев из числа раскулаченных крестьян, откуда-то из центральных районов России.
Первое время, дни, недели, были самые тяжелые. Все еще находились в состоянии растерянности, да еще и долгая дорога вымотала и отняла наши последние силы. Лишения и холод не смогла перенести и почти сразу по прибытию в Казахстан умерла младшая сестра моей мамы- Миновсе. Помню, как тяжело она умирала. Помню боль и муку в глазах моей матери от невозможности облегчить страдания умирающей сестры, молодой еще совсем девушки. Помню, как кто-то из барака вызвал врача, а может это и медсестра была или фельдшер, которая сразу сказала, посмотрев на Миновсе, которая находилась в агонии, что это, скорее всего, тиф и ей уже ничего не поможет, она врядли переживет эту ночь. Это был страшный день. Я помню крики женщины, которая жила в нашей комнате, что она не позволит умирать в ее комнате. Потом она даже попытались выкинуть умирающую девушку на улицу. Все ее успокаивали, сбежался почти весь барак. Но она продолжала ругаться и кричать, что мы заразим всех тифом. Вот в таком ужасе отходила в мир иной моя тетя. После этого случая, единственное, о чем я прошу Всевышнего для себя, это о том, чтобы смерть моя была тихой, и приняла я ее в назначенный час в кругу своих близких и в своем доме.
Первые три года ссылки наша семья буквально выживала. Голод был в каждой семье, каждом доме. Отношение к спецпереселенцам со стороны государства было, мягко говоря, нетерпимым. Моральные унижения было сложнее переживать даже, чем физические лишения. Выселение стало страшным ударом для каждой ингушской семьи, сломала и изувечила судьбу каждого ингуша. Наш родственник Даурбеков Саварбек получил 25 лет строгого режима за нарушение режима спецпоселения, когда попытался поехать в соседний район на поиски своей семьи. Другая наша родственница Газдиева Яхи получила 2 года строгого режима за то, что была поймана на поле за сбором пшеничных остатков. И сколько таких случаев еще!
В семье у нас было много детей. Но в первые годы в школу пойти ни один не смог, потому что не было одежды, обуви. Ну а позже уже и не до учебы было, мы подросли, и пришлось помогать семье. Ходили в поле, работали у себя на огороде, ухаживали за скотиной. Старший двоюродный брат – Магомед, прибавил себе 2 года и в 14 лет пошел работать на элеватор чернорабочим.
В 1950 г. я вышла замуж за Циздоева Юсупа и переехала в соседнее село. А в 1960 г. семья наша решила вернуться на родину. Но в родное село мужа - Чермен Пригородного района, вернуться мы не смогли, потому что дома уже не было. И мы решили поселиться в Назрановском районе, нам дали там землю для строительства. На первое время своими силами построили небольшую хатку из самана. Помогали, как говорят, всем миром. Со временем построили большой дом, в котором живет мой младший сын с семьей.
Прошло уже столько времени со дня депортации, произошло множество событий и печальных, и радостных. Но то, что произошло в 1944 г и продолжалось последующие 13 лет, было самым тяжелым. И последующие годы не смогли сгладить переживаний той страшной трагедии.
У ингушей есть одна здравица: «Да не придет горе, пока есть добро!» ( «Да дикдар долаж ву ма голда вай!»). И хочется пожелать всем ингушам, всем людям, помнить о добре, о любви и понимании, о терпимости и взаимопомощи. Ведь только вера и надежда на лучшее, на справедливость спасала нас в те страшные годы лишений, давала силы бороться за жизнь.